Железный крест - Страница 69

— Еще один! — сухо сказал Калле Ингварссон.

Элуф заглянул в трюм. Там сидел, скорчившись за мешком, совсем молодой паренек. Увидев Элуфа, он начал выбираться из своего укрытия.

— Я услышал — звуки какие-то в трюме, — торопливо рассказывал Калле. — Сначала тихо, а потом он так раскашлялся, что глухой услышит.

Моряк засунул порцию жевательного табаку за верхнюю губу. В военное время купить сигареты было почти невозможно.

— Кто ты такой и что ты делаешь на моем судне? — резко спросил Элуф.

У него мелькнула мысль, не позвать ли еще кого-нибудь из экипажа. Черт знает, что придет в голову юнцу.

— Ханс Улавсен, — сказал парень по-норвежски и протянул руку для пожатия.

Элуф посомневался, но руку принял. Парень слегка улыбнулся и посмотрел ему прямо в глаза.

— Я сел в Кристиансанде. Надеюсь, вы разрешите мне добраться с вами до Швеции. Немцы… в общем, мне нельзя оставаться в Норвегии. Опасно для жизни. — Он опять еле заметно улыбнулся.

Элуф помолчал, размышляя. Он не любил, когда его водили за нос, его это раздражало. А с другой стороны… что парню оставалось делать? Он же не мог подойти к нему и попроситься в рейс. Прямо на глазах у полутора десятков немецких солдат, патрулировавших на берегу…

— Откуда ты?

— Осло.

— И что ты такое натворил, если тебе нельзя оставаться в Норвегии?

— Во время войны люди много чего вынуждены… творить. — Лицо парнишки потемнело. — Давайте скажем так: я не могу больше приносить пользу Сопротивлению.

Наверняка переправлял людей через границу. Это опасное дело, и если немцы напали на след, надо смываться. Иначе жизнь твоя не стоит и ломаного гроша, подумал Элуф. Раздражение прошло. Он вспомнил Акселя. Сколько раз паренек совершал эти опасные рейсы, не думая о себе, не думая о последствиях, хотя был вполне осведомлен, что ему грозит в случае поимки.

— Ладно… Мы идем в Фьельбаку. Ты ел что-нибудь?

Ханс покачал головой и проглотил слюну.

— Позавчера… Дорога из Осло была… нелегкой. Пришлось петлять два дня. — Он опустил глаза.

— Калле, дай парню что-нибудь пожрать. Я пошел. Тут нужен глаз да глаз, если мы хотим вернуться целыми и невредимыми. Немцы удобрили фарватер минами под завязку… и продолжают, сволочи.

Он покачал головой и двинулся на мостик. Оглянулся напоследок, встретился с пареньком глазами — и сам удивился, какая мощная волна сострадания прокатилась в душе. Сколько же лет этому птенцу? Восемнадцать, не больше. А то и меньше. А глаза как у старика… Потерянная юность, потерянная невинность… чем им только не приходится заниматься, этим ребятам… Жертвы войны — не только погибшие. Может быть их, этих жертв, еще больше среди живых.

~~~

Йоста чувствовал себя немного виноватым. Если бы он добросовестно отнесся к поручению, Маттиас не лежал бы сейчас в больнице. Хотя… кто его знает. Может, и лежал бы. Но… а если бы он выудил у Маттиаса, что Пер уже побывал в доме Франкеля? Тогда наверняка дело бы приняло иной оборот. Ведь когда он был у Адама и брал отпечатки пальцев, тот что-то такое упоминал: в школе, мол, говорили, что у Эрика Франкеля дома коллекция всяких крутых цацек. И это не давало Йосте покоя. Если бы он был чуть-чуть повнимательней, чуть-чуть пособранней, если бы вообще отнесся к делу посерьезнее… Он издал один из своих фирменных вздохов. Было ясно, что ему следует сделать, чтобы как-то исправить свой промах.

Йоста пошел в гараж. Мартин и Паула уехали в Уддеваллу, но вторая машина была в его распоряжении. Через сорок минут он заехал на парковку в стрёмстадской больнице. Дежурная в приемном покое сообщила, что состояние Маттиаса, как она выразилась, стабилизировалось, и рассказала, как найти палату.

Он задержался, набрал в грудь воздуха и толкнул дверь. Наверняка у паренька сидит кто-то из родных. Йоста терпеть не мог встречаться с родственниками в подобных ситуациях — слишком уж он принимал все близко к сердцу. Но тем не менее, а может быть, именно поэтому Йоста нередко удивлял коллег интуитивным умением разговаривать с людьми в трудных ситуациях. Было бы только желание… а главное, хватало бы душевных сил, он мог бы применить свой талант для работы. Но Йоста терпеть не мог пользоваться этим умением — слишком дорого это ему обходилось.

— Вы его взяли?

Навстречу ему поднялся крупный мужчина в костюме. Галстук съехал набок, он держал руку на плече плачущей женщины — судя по сходству, матери Маттиаса. Йоста запомнил внешность мальчика, когда они приехали по вызову в дом Франкеля. Если бы Йоста сейчас увидел Маттиаса впервые, он бы этого сходства не обнаружил — лицо мальчика распухло до неузнаваемости, было покрыто ссадинами, глаза утонули в сине-красном отеке. Он мог приоткрыть только левый глаз, и то чуть-чуть.

— Дайте мне только добраться до этого бандюги! — Отец Маттиаса сжал кулаки.

На глазах у него были слезы, и Йоста опять подумал, что охотнее всего избежал бы этой душещипательной сцены. Но он уже вошел в палату, так что деться было некуда. Тем более что каждый раз, когда он смотрел на изуродованное лицо мальчика, его начинали мучить угрызения совести.

— Оставьте это полиции, — сказал он, присел на стул, представился и посмотрел в глаза сначала матери, потом отцу. — Мы допросили Пера Рингхольма. Он признался, что избил Маттиаса, и это не останется без последствий. Каких именно — будет решать прокурор.

— Но его посадили? — Губы матери заметно дрожали.

— Пока нет. Прокуроры очень редко прибегают к этой мере по отношению к малолетним преступникам. Его забрала мать, но следствие продолжается. Мы уже подключили социальные службы…