Бритта. Единственная, кто не смотрит в камеру. Она повернулась к Эльси. Или к Францу — по снимку определить невозможно. Эрика потянулась и достала лежавшую на другом конце стола лупу. Ей не сразу удалось добиться резкости. Все равно — точно сказать невозможно, но впечатление такое, что Бритта чем-то расстроена. Или даже возмущена. Углы рта опущены, такое ощущение, что она стиснула зубы. Да… Эрика была почти уверена, что не ошибается. На кого же она смотрит? На Эльси или на Франца?
И наконец, последний, пятый. Примерно в том же возрасте, тоже блондин, как и Франц, только волосы покороче. Высокий, тонкий. Ни грустен, ни весел. Задумчивый… да, это подходящее слово. Задумчивый.
Она еще раз прочитала статью. Ханс Улавсен, боец норвежского Сопротивления, бежал из Норвегии на барже «Эльфрида», приписанной в Фьельбаке. Его приютил Элуф Мустрём, и сейчас, судя по сопроводительному тексту, они отмечают окончание войны.
Эрика рассеянно положила фото на место. Что-то было в этом снимке, какая-то внутренняя динамика, определить которую она не могла. Называйте это как хотите, подумала она, интуиция, предчувствие… метафизика, в общем. Но она была уверена, что за этой старой газетной фотографией прячутся ответы на все ее вопросы. А по мере того, как она углублялась в эту историю, вопросы только множились. Ей во что бы то ни стало надо узнать больше и об этом снимке, и об отношениях в компании, и про этого норвежца Ханса Улавсена. У кого она может спросить? Осталось только двое живых свидетелей — Аксель Франкель и Бритта Юханссон. И главное, Бритта… откуда недовольство в ее взгляде?
Эрике страшно не хотелось идти опять к полусумасшедшей старухе, но, может быть… Может быть, если она разъяснит как следует ее мужу, что ее привело, тот поймет и поможет поговорить с Бриттой. У той же бывают светлые промежутки. Завтра, решила Эрика. Завтра я преодолею себя и пойду к Юханссонам.
Что-то ей подсказывало, что Бритта знает ответ на ее вопрос.
Фьельбака, 1944 год
Война отняла у него все силы. Море, которое всегда было его другом и кормильцем, превратилось в злейшего врага. Всю свою жизнь он любил море. Любил его неторопливое движение, запах, тихий плеск рассекаемой форштевнем воды. Но с началом войны все изменилось. Море было уже не то. Коварный враг. Тысячи невидимых мин, неверный маневр — и все. Немецкие патрульные катера — немногим лучше. Никогда не знаешь, что у них на уме. Море стало непредсказуемым. Оно всегда было непредсказуемым, но по-другому. Штормы, мели — к этому они привыкли, они знали, что делать и как с этим бороться. За их спиной стоял опыт многих поколений моряков. А если стихия брала верх — что же, и такое бывает. Они понимали, что профессия их связана с риском.
Но эта новая непредсказуемость была куда хуже. Благополучно закончили рейс, пришвартовались — еще ничего не значит. Здесь ждут другие опасности. Возьми хоть тот случай, когда они потеряли Акселя. Элуф стоял за штурвалом. Море было спокойным, и он позволил себе поразмышлять над судьбой паренька. Такое отчаянное мужество… он казался заговоренным. А теперь никто не знает, где он. Ходили слухи, что его увезли в Грини, но кто знает, правда ли это. А если правда, то там ли он или уже куда-то перевели. Поговаривали, что заключенных начали переправлять в Германию. Может быть, мальчик уже в Германии… а может, его и в живых-то нет. Прошел год, а о нем никто ничего не слышал. Никаких вестей. Так что… готовьтесь к худшему. Элуф глубоко вздохнул. Он иногда встречался с родителями Акселя. Господин и госпожа Франкель. Доктор и его жена. Но он старался не смотреть им в глаза. Его подмывало перейти на другую сторону улицы. Всегда появлялось чувство, что он мог что-то сделать, а не сделал. Что именно, он не знал и не мог придумать, как ни старался. Может быть, вообще стоило отказать Акселю. Не брать его с собой — и все. И все были бы целы.
А когда он видел братишку Акселя, у него сразу начинало ныть сердце. Маленький, неизменно серьезный Эрик. Он и всегда был тихоней, а теперь, после исчезновения брата, совсем сник. Элуф все собирался поговорить с Эльси. Ему не нравилось, что она хороводится с этими ребятами, Эриком и Францем. Он ничего против Эрика не имел, у мальчика хорошие, добрые глаза. Франц — другое дело… Иной раз так и нарывается на взбучку. Но и тот и другой для Эльси неподходящее общество. Они из разных классов. Разные люди. Они с Хильмой с таким же успехом могли родиться на другой планете, не на той, где родились Франкели и Рингхольмы. И их миры встречаться не должны. Ничего хорошего из этого не выйдет. Еще когда малышами были и играли в песочнице — это туда-сюда, но теперь-то они уже подросли… Добром это не кончится.
Хильма ему все уши прожужжала. Поговори с девочкой, поговори с девочкой… А у него язык не поворачивается. Война… им так тяжело, детишкам, эта дружба, может, у них только и есть. И у кого хватит жестокости отнять у девчонки единственную радость и утешение — друзей… Но рано или поздно придется… Парни есть парни… невинные детские игры в этом возрасте быстро теряют невинность, это он знал по собственному юношескому опыту. И он тоже был когда-то молодым… хотя сейчас ему казалось, что с тех пор прошла вечность. Два мира соприкоснулись ненадолго, пора им разойтись и вернуться на свои орбиты. Так было, и так будет. Это закон, по которому человечество живет несколько тысяч лет.
— Капитан! Иди-ка посмотри!
Элуф не сразу вернулся к действительности. Он оглянулся. Один из его матросов махал ему рукой. Элуф нахмурился и не торопясь пошел на зов. Они еще находились в открытом море, до Фьельбаки оставалось несколько часов ходу.