Железный крест - Страница 89

— Нет… Почти нет. Он позвонил мне в июне. Сказал, что Бритта больна и ей бы хотелось меня повидать.

— И вам не показалось это странным? — Мартин тут же мысленно отметил, что вопрос его прозвучал излишне скептично, и постарался сменить интонацию. — Если вспомнить, что вы не встречались шестьдесят лет.

— Естественно, показалось. Но Герман тут же объяснил, что у Бритты болезнь Альцгеймера. При этом заболевании человек довольно часто мысленно возвращается в прошлое, к дорогим для него воспоминаниям и людям. Мы же росли вместе, вся компания…

— И компания состояла из…

— Я, Бритта, Эрик, Эльси Мустрём.

— И двоих из вашей компании убивают в течение двух месяцев. — Франц опять прибавил шаг, и у Мартина появилась легкая одышка. — Вам не кажется странным это совпадение?

Франц помолчал немного.

— Я живу уже довольно долго… и за мою жизнь встречался со случайными совпадениями не раз и не два. Такое бывает. К тому же вы говорите, что ее муж признался в убийстве. Вы хотите сказать, что и Эрика убил он?

— Пока мы ничего не хотим сказать. И вы не можете отрицать, что из четверки друзей детства двоих ни с того ни с сего убивают. Одного за другим. Через шестьдесят лет.

— Я уже сказал, что в случайных совпадениях ничего случайного нет. У них только один общий знаменатель — прихоть судьбы. И сама судьба.

— Это звучит философски… особенно в устах человека, который полжизни провел в заключении. Это тоже была прихоть судьбы?

Мартин опять сделал себе замечание: он не имеет права примешивать к разговору личные чувства. Но он видел материалы на столе у Паулы, знал, что проповедует Франц Рингхольм, и ему было трудно скрыть отвращение.

— Ни в коем случае. Эту дорожку я выбрал по своей воле. Это было мое собственное решение. Я сделал этот выбор уже во вполне сознательном возрасте. Теперь легко говорить, что мне не следовало делать того-то и того-то, а, наоборот, надо было поступить так-то и так-то. Но что сделано, то сделано, что было, то было, и того уж не вернешь, как поется в какой-то песне… — Он вдруг остановился и пристально посмотрел на Мартина. — Но ведь у нас такой возможности нет, не правда ли? — Он двинулся дальше. — У нас нет возможности заранее знать правильный ответ. И хочу вам еще раз сказать — я прожил жизнь так, как прожил. Если что-то я сделал неправильно, то заплатил за это стократ.

— А ваши политические взгляды? Это тоже ваш выбор?

Мартин вдруг поймал себя на том, что ждет ответа Франца с огромным интересом. Он, как ни пытался, не мог понять логику этих людей — людей, уверенных, что право на существование имеет только та часть человечества, к которой принадлежат они сами. Это вызывало у него брезгливость, но в то же время страшно хотелось понять, откуда все берется. Примерно так же маленький ребенок разбирает радиоприемник — ему интересно знать, как он устроен.

Франц долго шел молча. По-видимому, он всерьез воспринял вопрос Мартина и обдумывал достойный ответ.

— Мои взгляды… Я тверд в своих взглядах, я вижу, что общество идет по неправильному пути. Общество больно. И мои взгляды — это диагноз болезни. И я считаю своим долгом способствовать тому, чтобы эту болезнь вылечить.

— Но возлагать вину на целые группы людей, отличных от вас только национальностью?.. — Мартин покачал головой.

— У ваших рассуждений неверный исходный пункт, — сухо сказал Франц. — Вы рассматриваете людей как индивидов, но человек никогда не был индивидом. Мы всегда были частью коллектива. Частью группы. И такие группы всегда, на протяжении всей истории, воевали друг с другом, борясь за место в мировой иерархии… в мировом порядке. Хорошо ли это? Может быть, и нет, но так было всегда. И есть, и будет. И если я даже не завоюю свое место в мире силой, все равно… все равно я останусь победителем. А историю, как известно, пишут победители.

Несмотря на то что Мартин вспотел и ему было жарко, по спине побежали ледяные мурашки. Ему стало страшно. Эта фанатичная вера в свою правоту… Ему вдруг стало ясно, что никакая логика и никакие доводы не переубедят Франца и ему подобных. Можно только попытаться изолировать их, попытаться как-то нейтрализовать наносимый ими вред.

Мартин всегда считал, что два человека всегда могут найти общий язык, надо только найти соответствующие доводы, попытаться отыскать корни той или иной убежденности и постараться привести их в соответствие.

Но в глазах Франца он видел: его фанатичная убежденность монолитна и изменить ее нельзя.

Потому что имя этой убежденности — ненависть.

~~~

Фьельбака, 1944 год

— Можно язык проглотить! — сказал Вильгот, накладывая вторую порцию жареной скумбрии. — Молодец, Бодиль.

Жена ничего не ответила, только кивнула с облегчением — муж в хорошем настроении. Передышка.

— Да, парень, когда будешь выбирать жену, сначала убедись, что она кое-что умеет — и в кухне, и в постели! — Вильгот захохотал и помахал вилкой в сторону Франца.

— Вильгот! — Бодиль посмотрела на мужа с укоризной.

— А что такого, парень уже взрослый… — Вильгот положил себе хорошую порцию картофельного пюре. — Кстати, можешь гордиться отцом. Мне только что позвонили из Гётеборга — этот еврей, Розенберг, обанкротился со своей фирмой. Я перехватил у него все договора за последние пару лет! Тут есть за что выпить… Вот так с ними и надо — поставить их на колени, одного за другим, где хитростью, где палкой! — Он опять захохотал так, что заколыхался живот. Подбородок его блестел от жира.