Железный крест - Страница 34

— Входим в гавань.

Аксель вздрогнул — он так погрузился в свои мысли, что и не слышал, как подошел Элуф.

— Я смоюсь сразу, как зачалимся. Меня не будет около часа.

— Делай, как знаешь, парень. Но будь осторожен. — Элуф похлопал его по плечу и вернулся на корму к штурвалу.

Через десять минут Аксель, убедившись, что за ним никто не наблюдает, спрыгнул на пирс. То тут, то там мелькали люди в немецких мундирах, но они были заняты своим делом — проверяли документы у экипажей непрерывно подходящих траулеров и барж. Сердце забилось. На берегу было довольно много моряков, но и они все находились при деле — разгружались, загружались, паковали и найтовили груз. Он старался выглядеть так же, как они, — слегка небрежно, расслабленно… Люди делают свою работу, и скрывать им нечего. На этот раз никакого груза с ним не было. Наоборот — сегодня ему предстояло захватить с собой какие-то документы. Он ничего не знал, не должен был знать, да и не хотел знать об их содержании — ему поручили взять их и доставить в Швецию. Вот и все. Знал только, кому их следует передать по возвращении.

Инструкции Аксель получил простые и понятные. Тот, кто принесет бумаги, должен ждать в дальнем конце гавани, на нем будут синяя кепка и коричневая рубаха. Аксель приближался к условленному месту. Все нормально — юнгу со шведского траулера послали с каким-то поручением. Немцы не обращали на Акселя никакого внимания. Наконец он заметил нужного человека. Все правильно — синяя кепка, коричневая рубашка. Тот грузил в штабель ящик за ящиком и, казалось, был полностью сосредоточен на своей работе. Аксель пошел прямо к нему — твердо и целеустремленно. Ни в коем случае не осматриваться, не искать кого-то взглядом — уж тогда проще повесить на грудь мишень. Парню что-то поручили, и он идет выполнять задание.

Тот его пока не заметил. Аксель подошел, взялся за ящик и тоже поставил его в ближний штабель. Краем глаза он заметил, как докер положил что-то на землю. Нагибаясь за следующим ящиком, Аксель подхватил скрученные в трубку бумаги и сунул в карман. Они не обменялись ни единым взглядом.

Радостное облегчение прокатилось волной по всему телу. Самый опасный момент позади.

— Halt! Hände hoch!

Аксель посмотрел на человека в синей кепке. Тот опустил голову, и Аксель все понял. Это была западня. Или все задание было блефом, только чтобы добраться до него. Или, может быть, немцы каким-то образом докопались и пытками заставили этого парня расставить ему ловушку. Немцы, очевидно, наблюдали за ним с того самого мгновения, когда он сошел с трапа. И документы, эта бомба, обреченная взорваться, жгли ему карман. Он поднял руки. Двое, подошедшие к нему, были в гестаповской форме. Все кончено.

~~~

Резкий стук в дверь прервал его утренний ритуал. Каждое утро, в строго заведенном порядке: сначала душ, потом бритье. Приготовить завтрак — два яйца, ломтик ржаного хлеба с маслом и сыром, большая чашка кофе. Всегда одно и то же — поднос с завтраком, включенный телевизор. Годы в тюрьме научили его ценить ритуалы. В ритуалах была предсказуемость.

В дверь снова постучали. Франц с раздражением встал и пошел открывать.

— Привет, Франц! — За дверью стоял его сын.

Взгляд, как всегда, пронизывающий и тяжелый. Ему пришлось привыкнуть к этому взгляду.

Франц даже не мог вспомнить время, когда все было по-другому. Что ж… надо принимать то, чего не можешь изменить. Только во сне ему иногда казалось, что он держит в своей руке маленькую ладошку сына. Почти неуловимое воспоминание о давным-давно прошедшем времени.

Он вздохнул и отошел в сторону, пропуская сына.

— Привет, Челль. Что за дело привело тебя к старику отцу на этот раз?

— Эрик Франкель, — холодно, почти не разжимая губ, коротко произнес Челль и уставился на отца, словно пытаясь уловить его реакцию.

— Я завтракаю… Заходи.

Челль последовал за ним в гостиную и с невольным любопытством огляделся. В этой квартире он еще ни разу не был.

Франц не стал предлагать ему кофе — заранее знал, каким будет ответ.

— И что Эрик Франкель?

— Ты прекрасно знаешь, что он убит.

Франц кивнул:

— Да, слышал. Жаль Эрика.

— Это ты искренне говоришь? Тебе и вправду жаль? — Челль впился в него взглядом, и Франц прекрасно понял его значение. Сын пришел к нему не как сын, а как журналист.

Он ответил не сразу. Слишком много было в подтексте. Слишком много воспоминаний, следовавших за ним всю жизнь… Но бессмысленно рассказывать это сыну — он все равно не поймет. Он давно вынес отцу приговор, и приговор этот, судя по всему, обжалованию не подлежал. Они стояли по разные стороны стены. А стена эта была слишком высока — заглянуть за нее и увидеть, что там делается, почти невозможно. И так продолжалось много лет… слишком много. Челль почти не видел отца, пока был маленьким, — тот сидел по тюрьмам. Пару раз мать брала его с собой на свидания, но маленькая вопрошающая мордашка в холодной, негостеприимной каморке — это было чересчур. Франц отказался от свиданий, решил, что мальчику лучше не иметь вовсе никакого отца, чем отца в каталажке. Может, это и было ошибкой с его стороны, но ошибку уже не поправить.

— Да, мне и вправду жаль Эрика, — сказал он вслух. — Мы знали друг друга с детства, и я сохранил о нем самые теплые воспоминания. Потом мы разошлись… выбрали разные дороги. — Франц развел руками.

Ему не надо было объяснять Челлю, что это за дороги.

— Это не так. У меня есть данные, что ты поддерживал контакты с Эриком и в последние годы. И что твои «Друзья Швеции» не сводили глаз с братьев Франкель… Ты ничего не имеешь против, если я буду делать заметки?