Железный крест - Страница 111

111

Герман опустил веки, чтобы удержать слезы. Он уже был не в силах плакать. Но как только он закрывал глаза, ему тут же виделась Бритта — такая, какой он нашел ее тогда. С подушкой на лице. Ему не надо было поднимать подушку — он и так знал. Но все равно поднял. Хотел убедиться… хотел посмотреть, во что обошелся ему один-единственный непродуманный поступок. Но он все понял, как только перешагнул дверь спальни. Как только увидел ее — неподвижную, с подушкой на лице.

И в тот самый момент, когда он поднял подушку, он перестал жить. В тот самый миг умер и он, Герман Юханссон. Единственное, что он сделал, уже будучи мертвым, — лег рядом с ней, обнял и прижал к себе. И если бы он мог что-то решать, он так бы и лежал рядом с ней, обнимая остывающее тело и вспоминая всю их долгую жизнь.

Почти не мигая, он смотрел в потолок. Тот летний день, когда они на плоскодонке плыли в Валё… Девочки, Бритта на носу с поднятым к солнцу лицом. Ее длинные красивые ноги, распущенные светлые волосы. Вот она поворачивается к нему и счастливо улыбается. Он, стоя у руля, улыбается ей в ответ и чувствует себя самым богатым человеком в мире…

И тот день, когда она в первый раз поведала ему свою тайну. Зимний день, уже темнело, девочки еще были в школе. Бритта попросила его сесть… «Мне надо с тобой поговорить», — сказала она. У него зашлось сердце — первая мысль была, что она нашла другого и решила его оставить. И все, что она ему тогда сказала, он воспринял чуть ли не с облегчением. Они проговорили довольно долго и, когда настал час забирать девочек из школы, пришли к решению: никогда и ни словом об этом не упоминать. Что произошло, то произошло. Он не стал смотреть на нее по-другому, и чувства его к ней не изменились. Спокойные дни, полные ласки и понимания, горячие ночи — все это на одной чаше весов, а на другой… Нет, ничто не могло замутить их счастливого существования. И они решили тогда — никогда больше этой темы не касаться.

Но болезнь все изменила. Она пронеслась в ее душе, как смерч, и вырвала с корнями все, что они так терпеливо выращивали год за годом, десятилетие за десятилетием. И он не смог устоять перед этим бешено крутящимся смерчем. Он сделал ошибку. Всего одну ошибку. Одну, но решающую. Позвонил по телефону. Как можно было быть таким наивным? С чего он решил, что пора? Конечно, он видел, как страдает Бритта, — все, что было спрятано в самых дальних уголках ее постепенно тающего мозга, с каждым днем болело все сильнее. Решил, что настал час, что бороться дальше бессмысленно. Что Бритта, может быть, наконец обретет покой… С таким же успехом он мог сам задушить ее подушкой. Он знал это, и боль была невыносимой.

Герман осторожно зажмурился, с ужасом ожидая, что увидит перед собой мертвые глаза Бритты, но на этот раз видение его миновало. Он увидел живую, счастливую Бритту. Усталую, бледную, но живую и счастливую, с Анной-Гретой на руках. Она подняла руку и помахала ему.

И он, благодарно улыбаясь, пошел ей навстречу.

Патрик тупо уставился на телефонную трубку. Неужели Эрика права? Звучит совершенно невероятно, но… логично. Он тяжело вздохнул, вообразив дальнейшее развитие событий.

— Пошли, старушка, покатаемся! — Он поймал Майю на руки. — Маму захватим по дороге.

Через несколько минут он остановил машину у кладбищенской калитки. Эрика ждала их там, чуть не подпрыгивая от нетерпения. Это было заразительно, и Патрику пришлось несколько раз напомнить себе не давить так яростно на педаль газа. Вообще говоря, в душе он был лихачом, но когда с ним была Майя, вел машину подчеркнуто осторожно.

— Говорить буду я, хорошо? — Они остановились у отдела полиции. — Тебя я захватил только потому, что не в состоянии тебя переспорить, но он мой шеф, и мне приходилось бывать в подобных переделках и раньше.

Эрика кивнула без особого энтузиазма, если вообще слышала его слова — она как раз в этот момент выковыривала Майю из машины.

— А может быть, погуляете, пока я в отделе? Ты же терпеть не можешь, когда я беру Майю на службу… — поддразнил ее Патрик и получил в награду свирепый взгляд.

— Ее первый рабочий день в полиции особого вреда не нанес, — сказала Эрика. — Тем более ты понимаешь, насколько мне важно, чтобы вопрос решился поскорее.

— Смотрите-ка, кто к нам пришел! — просияла Анника.

Майя ее узнала и расплылась в улыбке.

— Нам надо поговорить с Бертилем. Он на месте?

— У себя, — кивнула Анника и вопросительно посмотрела на Патрика, хотела что-то сказать, но промолчала.

Патрик решительным шагом направился к кабинету Мельберга. Эрика с Майей на руках еле за ним поспевала.

— Хедстрём! Какого черта ты здесь делаешь? Да еще всю семью приволок! — Мельберг с суровым выражением лица встал с кресла.

— Мы должны решить с тобой один вопрос. — Патрик без приглашения уселся на стул для посетителей.

Майя и Эрнст уставились друг на друга с нескрываемым восторгом, и девочка тут же сделала попытку слезть с маминых рук.

— А как он с детьми? — спросила Эрика, с трудом удерживая дочку.

— Откуда мне знать? — строго буркнул Мельберг, но не выдержал и улыбнулся. — Это самый добрый пес в мире. Мухи не обидит.

В голосе его прозвучала чуть ли не отцовская гордость. Патрик с трудом скрыл улыбку: с Мельбергом что-то происходит.

Эрика осторожно опустила Майю на пол, и пес немедленно лизнул ее в нос. У Майи от счастья, изрядно, впрочем, приправленного страхом, округлились глаза.

— Так что тебе надо? — Мельберг продолжал выдерживать суровый тон, несмотря на то что ему очень хотелось узнать причину столь необычного посещения.

111